Это произошло, когда я работал в районной газете на Томском Севере. Шел август, через несколько дней мне предстояло отбыть в отпуск. Поскольку в это время в редакции организованно проходила подписка на газеты и журналы, я оставил своему коллеге Васе Сальникову деньги и список изданий, которые хотел получать. Устроил, как положено, отходную и отбыл на отдых.
После моего возвращения Вася отдал мне корешки от квитанций на подписку и укатил в отпуск сам. А тут, в связи с уходом замредактора на пенсию, пошли передвижки. Мне предстояло занять место Сальникова - заведующего отделом промышленности и транспорта. Редактор велел аккуратно выгрести все содержимое Васиного стола и переложить его в другой, за который он сядет, вернувшись из отпуска. Чем я и стал заниматься.
Вдруг из кипы Васиных бумаг выпал корешок квитанции. Я поднял его и удивился. На нем красовалась моя фамилия. "Вроде он мне все отдал",- подумал я и посмотрел на название издания. Это была газета... "Биробиджанер Штерн". Надо вам заметить, что никакого отношения к этой уважаемой нации я не имею. Ни идиш, ни иврит изучать не собирался, и поэтому с таким же успехом мог выписать газету на фарси или, скажем, суахили.
Но это еще было далеко не все. Там же, в Васиных бумагах, мне удалось обнаружить еще два корешка квитанций со своей фамилией. На этот раз - на журнал с "чарующим" названием "Медицинская паразитология и черви" и другой журнал "Призыв" - для слепых граждан. Смею вас заверить, что ни одно из этих изданий меня никогда не интересовало.
"Ну ладно, еще не вечер",- решил я и направился прямиком к нашей секретарше Свете. Она была девушкой общительной и очень любила комплименты. Поэтому через несколько минут я уже знал всех участников розыгрыша - Вася Сальников, фотокорреспондент Коля Лесников и, ставший теперь замредактора, Саша Калашник
Дальнейшее было, как говорится, делом техники. Я пошел к начальнику районного отделения "Союзпечати", хорошему моему знакомому, и мы с ним в один момент переадресовали эти три издания. Естественно, на троих моих вышеупомянутых коллег.
Секретарша дала обет молчания и до конца сдержала его, что для женщин просто невероятно. Да за работой я и сам напрочь забыл об этой нехитрой своей операции. Прошел старый год. Как-то в один из первых дней нового по дороге на работу я встретил Колю Лесникова. Он казался задумчивым, что было на него очень не похоже, а из кармана его полушубка торчала газета с непонятным шрифтом. Тут я вспомнил о "Биробиджанер Штерн" и поинтересовался, что это у него в кармане.
- Да так, - засуетился Коля, - взял у ребят, говорят, снимки в этой газете интересно подаются.
Кое-как мне удалось взять у него эту газету. Снимки были как снимки, но название приятно порадовало глаз - "Биробиджанер Штерн".
"Так тебе и надо", - подумал я, но ничем своего злорадства не выдал. Через час, вернувшись с редакционного задания, я застал Васю с Колей о чем-то бурно спорящими. Перед ними лежала та самая газета. При моем появлении страсти утихли, а периодическое издание было немедленно свернуто. Меня ни о чем не спрашивали, а я делал вид, что ничего не знаю.
В одно морозное февральское утро вместе с клубами пара в редакцию ввалился замредактора Калашник.
- Мужики, что за фигня! - начал он с порога. - Вчера почтальон приносит мне вот этот журнал. Не, ну надо - "Медицинская паразитология и черви", - прочитал он название, - И адрес мой, а ни я, ни жена не подписывались. Журнал немедленно пошел по рукам, но быстро вернулся к владельцу. Препарированные глисты и мухи в цветном изображении почему-то никакого эстетического удовольствия не вызывали. Все, в том числе и я, поудивлялись, замредактора еще немного поворчал что-то насчет шутников, которым он обязательно "обломает рога", и успокоился. Все опять пошло своим чередом. Через дочку Коли Лесникова я узнал, что газеты из далекого Биробиджана приходят ему нерегулярно, а где-то в две недели раз, зато сразу целой пачкой. И что первое время он еще листал их, рассматривая снимки, а потом стал складывать стопой, даже не распечатывая бандероли. Между тем по селу, в котором Коля был старожилом, пополз слух, что он скрывал свое еврейское происхождение и теперь собирается в Израиль на постоянное место жительства. Оказалось, что во всем районе издание на идише получает он один. Коля сначала смеялся в ответ на вопросы знакомых, потом стал материться, особенно когда речь заходила о его эмиграции.
Последним получил свое издание Bася Сальников. Журнал "Призыв" читался по системе Брайля, то есть кончиками пальцев. Поэтому шрифт накалывался в нем на толстом мягком картоне. Журнал походил на огромный фолиант и не лез в Васин дипломат, набитый корректурой. Поэтому в одной руке он принес дипломат, в другой - "Призыв".
После этого Вася с Колей не выдержали. Едва дождавшись конца рабочего дня, они, придумав какой-то повод, затащили меня в гостиничное кафе и, ублажив выпивкой и закуской, попросили рассказать, как я их «провел», и откуда узнал об их розыгрыше. Я выложил все, не продав только секретаршу Свету в благодарность за ее молчание. Сказал, что вычислил их сам. Мы долго хохотали над тем, как они лопухнулись. А потом - над Сашей Калашником. Потому что он, как оказалось, никакого участия в затее двух друзей не принимал и был абсолютно не в курсе. Секретарша ошиблась в его кандидатуре. Но ему повезло больше Коли и Васи, потому что его журнал был выписан всего на три месяца, а издания двух злоумышленников - на полгода. И потому слухи про эмиграцию Коли в Израиль еще долго бродили по сибирскому райцентру в самых неожиданных интерпретациях. А Васе с почты постоянно звонила домой и на работу негодующая почтальонка:
- Если выписал свой "слепой" журнал, то приходи и забирай его с почты сам. Он в сумку мою не влазит, зараза, а под мышкой я эту тяжесть тебе таскать не нанималась, - кричала женщина. И бедный Вася плелся через все село на почту. Ему этот розыгрыш аукался целых шесть месяцев…
