Правда, в день бракосочетания, 3 декабря, по дороге из загса мы успели так поругаться, что едва не подрались. Но свадьбу все же сыграли. На ней не было ни одного родственника, кроме моей сестры, гуляли мы всемером у моей подружки три дня.
Никогда в жизни мне не было так весело. После ящика мадеры мы стали играть в волка и поросят (волком была подружка, поросятами - мы с новоиспечённым мужем). После первой брачной ночи мы очнулись втроём на диване, причем все одетые. Кроме, Жукова: он был в пиджаке и трусах. Выбрались мы на декабрьский воздух аж в понедельник (гулянка началась в пятницу), и тут нам впервые пришла в голову мысль - а куда же мы пойдём?! Витька жил у сестры, я - в общаге мединститута, где работала в многотиражке. Поцеловались и разошлись по месту жительства. А квартиру нашли только через неделю. И это, поверьте, отдельная весёлая история.
***
Отношение к людям, сильно пьющим, у нас, в общем-то, одинаковое - негативное. Моральный аспект опустим, коснёмся медицины. Утверждение, что пить вредно, давно считается аксиомой. И как многое в этой жизни, не всё здесь так однозначно.
Обещанная история из жизни. Через неделю после свадьбы мы с Жуковым нашли квартиру - вернее, комнату в ветхой хибаре в одном из томских переулков без признаков дороги - переулок Якимовича. Типичное жильё, где могут существовать только молодожены - клетушка без отдельного входа, колонка с водой за километр и удобства сами понимаете где. Стены можно было проткнуть пальцем, а кровать больше всего походила на нары - четыре сколоченные доски, вместо вешалки - гвозди в стене.
Появились мы с чемоданами и с периной (это было витькино приданое, у меня и того не было) в тот момент, когда хозяин, дед Ленька - а так его звала вся округа - стоял на кухне возле рукомойника. Маленький, щуплый, с малиновой лысиной, сизым носом и большущей черной бородой. С пальца у него свисала длинная сопля. Посмотрел он на нас и изрёк:
- Биробиджан!
Он вообще был лаконичен. А мы с Виктором, как в хохлятской песне, "обои черновеньки", действительно похожи на евреев, хотя - никто не верит - чисто русские.
Жили мы весело. За неимением телевизора у нас было три развлечения: читали вслух друг другу книжки по ролям, играли в преферанс и ржали над тем, что происходило за фанерной стенкой. А там собиралась и веселилась местная престарелая алкашня. Самого хозяина все слегка побаивались. Даже жена, хотя была на голову его выше и раза в три шире. Даже проверяльщики из райисполкома, которые частенько приходили проведать бывшего фронтовика. С ними разговор у него был такой:
- Видал я таких фраеров! У меня собаки умнее вас! (кстати, дворняжек был полный двор. Они бесконтрольно размножались, а ночами дружно выли на луну). Марью Григорьевну свою не обижал, мог только поехидничать:
- Красотка Маня! Девочка из маленькой таверны!
Дед был крикливым, но безобидным. Что-то в нём было этакое, пресекающее откровенные насмешки. Я думаю, в прошлом он многое пережил и повидал. Сейчас он мало что понимал и ничего не помнил. Трезвым мы его не видели ни разу. Говорили, что его несколько раз находили на улице до полусмерти замерзшим, отогревали, пролечивали и ...вуаля! Наши лица за полгода он так и не запомнил. Встретив во дворе или в доме, с изумлением спрашивал:
- А вы хто, молодые люди?!
Прошло лет десять. Квартирный вопрос давно выгнал нас в Барнаул, но в Томск тянуло. Однажды мы забрели и на Якимовича. Хибара стояла на месте, хотя "красотка Маня" за пузырь коньяка могла и прописать квартиранта, обещая, что её вот-вот снесут. Но главное не это. Дед Ленька был жив-здоров! А вот его жены уже не было на этом свете. Вот теперь и утверждай, что пить вредно...
